Нарциссизм
и что с ним делать
по материалам Psychoeducation handbook on narcissism,
M. BLAY et al, 2023
1. Как подготовиться к первой сессии?
2. Как вести себя на сессии?
3. Какие темы можно обсудить?
Бинго: как понять, что пора идти на консультацию?

4. Как оценить первую сессию?
5. Сколько сессий нужно?
6. Как понять, помогают ли консультации?
А еще: страх и стыд в сессии.
I. Что такое нормальный нарциссизм?
Здоровый нарциссизм — это способность поддерживать собственную самооценку без зависимости от признания или оценки окружающих. Это нормальная функция, важная для полноценного функционирования человека, так как она обеспечивает устойчивость и способность справляться с трудностями. Другими словами, это способность иметь стабильную и здоровую самооценку.

Что же такое «здоровая и стабильная самооценка»? Отличный вопрос… Она включает:
  • Реалистичность: самооценка связана с реальными сильными и слабыми сторонами человека, а также с его способностью справляться с трудностями.
  • Положительность и стабильность: в обычных ситуациях самооценка остается устойчивой.
  • Гибкость в ответ на критику: при столкновении с критикой самооценка может временно снижаться. В таких случаях человек использует здоровые способы, чтобы восстановить ее.
  • Умение принимать успех и похвалу: в этих ситуациях самооценка растет, но при этом гармонично интегрируется через осознание своих сильных сторон и целей.

За этой стабильной самооценкой стоит глубинное убеждение: «Как у любого человека, у меня есть сильные и слабые стороны». Это глубоко укоренившаяся мысль, которая постоянна и неизменна, она определяет наше понимание окружающего мира.

  • Чтобы понять, как развивается эта важная функция, нужно сначала разобраться, как формируется идентичность — способность определить, кто вы, чего хотите, что вам нравится или не нравится и куда вы стремитесь. Это не всегда просто, но это важно.
  • В детстве наше восприятие себя и окружающих, а также отношений с ними часто делится на крайности: хорошее/плохое, белое/черное... без оттенков. Например, если ребенок плачет от голода, он не может понять, что взрослый не хочет причинить ему вред, он просто не может немедленно дать еду. Для ребенка взрослый кажется плохим, а мир — ужасным.
  • Ребенок не может видеть себя и мир вокруг одновременно и хорошими, и плохими. Он переходит от одной крайности к другой.
«В последнее время я редко виделся с друзьями, и они пожаловались на это ("Ты совсем пропал, мы тебя не видим!"). Я знаю, что иногда склонен забывать про встречи, когда много работаю, это мой недостаток. В то же время мои друзья знают, как я загружен. Я почувствовал себя плохим другом, но глубоко внутри понимаю, что это не так. Я извинился и постарался быть с ними на связи, объяснив, что сейчас у меня много работы. Они тоже извинились за резкость, сказали, что понимают, и поблагодарили за то, что я стал уделять больше времени общению.»
  • Если окружающая среда отвечает потребностям ребенка и в том числе:
  • дает понять, что ошибки и недостатки — это нормально;
  • показывает, что даже с изъянами ребенок остается любимым и ценным,
...то ребенок постепенно переходит к более сбалансированному восприятию себя и мира.
  • Это восприятие включает принятие того, что он сам и другие люди могут быть одновременно хорошими и плохими, со своими сильными и слабыми сторонами. Что в отношениях он может совершать ошибки и все равно быть любимым. Что другие могут совершать ошибки, и он все равно может любить их и сохранять отношения.
  • В процессе развития такой сбалансированной позиции человек формирует истинное чувство идентичности. Понимание того, кто я такой и чего хочу, требует осознания и принятия разных своих сторон — положительных и отрицательных. Это единственный способ развить идентичность, основанную на реальности (ведь у всех есть недостатки).
Именно благодаря развитию такого сбалансированного подхода человек сможет начать строить настоящие отношения с другими. Ведь для того, чтобы развивать отношения, мне нужно:
  • Принимать как положительные, так и отрицательные стороны другого человека;
  • Позволять другим видеть мои ошибки и недостатки;
  • И, наконец, другой человек должен иметь возможность показать свои ошибки и недостатки передо мной, а я должен быть способен это принять.
«Я могу доверять другому человеку, потому что знаю, что он примет меня таким, какой я есть, со всеми моими сильными и слабыми сторонами. И другой человек может доверять мне, потому что знает, что я поступлю так же».
  • Чтобы понять, кто мы такие, и строить настоящие отношения с другими, важно развивать сбалансированное восприятие реальности.
II
Боевая психическая травма
Во время Первой мировой войны в госпитали английской армии во Франции стали поступать странные случаи. Военные не были физически ранены, но страдали от паралича, потери памяти, некоторые не могли ходить. Целью лечения было как можно быстрее вернуть солдат на фронт.
1915 Британский психолог Чарльз Майерс назвал этот невроз «снарядным шоком» (shell shock). К середине 1916 г. Майерс обследовал уже более двух тысяч случаев расстройства. Среди симптомов наблюдались: раздражительность, нарушения сна, кошмары, депрессия, тремор, судороги, глухота, паралич.

1918 Британский психиатр Льюис Йелланд предлагал лечить «истерические расстройства военного времени» электрошоком, угрозами и наказаниями. Многие врачи советовали больным выбросить из головы мысли о войне, и часто запрещали разговоры о войне среди пациентов.
1917 Британский невролог и психиатр Уильям Риверс считал, что отрицание опыта и переживаний не способствует выздоровлению. Он предлагал поиск форм осмысления травматического опыта, поощрял свободно говорить и писать об ужасах войны. Риверс показал, что даже очень храбрые люди могут испытывать страх, и что лучшей мотивацией для его преодоления служит солдатская солидарность.

Майерс и Риверс способствовали все большему признанию психогенного фактора в медицине.
Когда началась Вторая мировая война, в медицинском сообществе вновь возродился интерес к боевому неврозу. Впервые было признано, что любой человек может сломаться под огнем и что психиатрические потери могут быть предсказаны в прямой пропорции к интенсивности воздействия боевой обстановки. Американские психиатры пришли к выводу, что 200−240 дней на передовой достаточно, чтобы сломить даже самого стойкого солдата.
1941 Американский психиатр Абрам Кардинер опубликовал подробное клиническое и теоретическое исследование «Травматические неврозы военного времени».

1947 Кардинер отредактировал свой классический труд и издал его в соавторстве с Гербертом Шпигелем, психиатром, который обладал свежим опытом лечения фронтовиков. Кардинер и Шпигель утверждали, что самой сильной защитой от всепоглощающего ужаса была связь между солдатом, боевым подразделением, в котором он состоял, и командиром.
Основной стратегией лечения были короткие вмешательства, организованные как можно ближе к линии фронта с целью быстро вернуть солдата в его подразделение. Психиатры снова обнаружили, что искусственно вызванные измененные состояния можно использовать для получения доступа к травматическим воспоминаниям. Кардинер и Шпигель использовали гипноз, другие специалисты применяли амитал натрия (так называемую сыворотку правды) — метод, который назвали «наркосинтезом». «Лечение беседой» при терапии боевого невроза было сосредоточено на восстановлении и высвобождении травматических воспоминаний с сопутствующими эмоциями ужаса, ярости и скорби.
Систематическое, масштабное изучение длительного психологического воздействия боевой обстановки больше не предпринималось вплоть до войны во Вьетнаме. К середине 1970-х американские ветераны организовали сотни «дискуссионных кружков». На этих встречах солдаты пересказывали и заново переживали травмирующий опыт войны. Это также дало импульс систематическим психиатрическим исследованиям. Пятитомное исследование наследия Вьетнама описывало синдром посттравматического стрессового расстройства и демонстрировало его прямую связь с воздействием боевой обстановки, более не вызывавшую никаких сомнений.
В 1980 году синдром психологической травмы впервые был признан реальным диагнозом. Американская психиатрическая ассоциация включила в свой официальный справочник по психическим расстройствам новую категорию, названную посттравматическим стрессовым расстройством.
III
Сексуализированное
и домашнее насилие
Большую часть XX века к развитию знаний о травматических расстройствах вели исследования ветеранов военных действий. И только во времена женского освободительного движения в 1970-е годы было признано, что больше всего посттравматическим расстройствам подвержены не мужчины на войне, а женщины в мирное время.
1971 Первое публичное обсуждение темы изнасилований было организовано «Радикальными феминистками Нью-Йорка». Первый кризисный центр для жертв изнасилований открыл свои двери. Десять лет спустя сотни таких центров появились в США.
1976 Первый международный трибунал по преступлениям против женщин прошел в Брюсселе. В США была инициирована законодательная реформа по изнасилованиям.
1975 Создан центр исследований изнасилований внутри Национального института психического здоровья США.

Социологом Дианой Расселл в начале 1980-х был проведен эпидемиологический опрос. Более 900 женщин были подробно проинтервьюированы об их опыте домашнего насилия. Каждая четвертая подверглась изнасилованию. Каждая третья стала объектом сексуализированной эксплуатации в детстве. Феминистки переопределили изнасилование как насильственное преступление, а не половой акт.
В 1972 году медсестра психиатрического отделения Энн Берджесс и социолог Линда Хольмстрем провели исследование психологических эффектов изнасилования. Они особо отметили, что после изнасилования жертвы жаловались на бессонницу, тошноту, ночные кошмары, а также на диссоциативные симптомы и психическое онемение.

Лишь после 1980 года, когда усилия ветеранов военных действий легитимизировали концепцию посттравматического стрессового расстройства, стало ясно, что психологический синдром, наблюдавшийся у тех, кто выжил после изнасилований, домашнего насилия и инцеста, в сущности, был аналогичен синдрому, наблюдавшемуся у выживших на войне.
вернуться на главную